Рецензия как способ самопознания – сложный жанр. Особенно, если вам посвятили книжку такой образцовой для обрастания душой скелетной формы, как «Готический бокал». Сразу встречаются два созерцания и отражаются друг в друге, не спрашивая, что первично:

Эта форма всегда напоминала мне читаемые сверху вниз каллиграфические иероглифы старинных стихов, развешиваемых на японской чайной церемонии, чтобы подчеркнуть бренность и красоту мира. Благоговейная концентрация и отдых от назойливой повседневности реклам, искорёженных английских слов японскими буквами или, в нашем случае, русскими, от перегруженности шебуршащими листьями и отсутствия воздуха для собственных мыслей. Как вызывающе прекрасно сказано:

Гипербола, распавшаяся на прямые, но угадываемая. Иначе связывание, на-пример, глаголами, заслонило бы рисунок-шедевр. Автор взял на себя труд увидеть главное и обрисовать это контурами, но тут-то и выявляется, что созерцание – именно труд, смысл которого – гармонизация видимого на поверхности, выявление его решительной связи с контекстом мыслей и образов созерцателя. То неотъемлемую музыкальность леса, то муравьиную подвижность алфавита. Но контур этот тонок, и простая попытка повторить то же самое на другом языке обнажает, что ритм хрупок и сбивчив, и поэзия утекает сквозь сдвинувшиеся количества слогов и ударения.

Как раскачивается маятник, как тянет продолжить романсом на языке более привычного мне многословия.

 

                                  Синий вечер. Шкатулка. Зелёный хрусталь.
                                          Лунный маятник. Яблоки бронзовых туч.
                                          Чуть название музыки я разыскал,
                                          Как шкатулка замолкла. Скрипичный лишь ключ

                                          На листке, притворяясь, не хочет ожить.
                                          И вступительный сине-зелёный аккорд
                                          Без мелодии гаснет. И лунно дрожит
                                          Бесполезное дерево – редкостный сорт

                                          В том глубоком дворе, где чужая жена –
                                          А тогда было важно – дала мне её
                                          Вместе с музыкой долгой. Вот так же она
                                          Нежно имя сейчас вспоминает моё.

Я невольно подбираю мелодический минор книги с её превалирующей осенью, янтарную желтизну и золото которой оттеняет чаще всего нетленный изумруд тональности, настроя души видеть прекрасное. К слову, вино «Готического бокала» – очень светлое, лёгкое, пурпур осыпанной листвы – только нижний тяжёлый край золотистой мантии воздушной, возвышенной устремлённости, развеваемой ветром, но безотчётно и равно присущей былинкам и солнцам. Происходит сгущение восприятия, поверхности земли и неба, соединённые дождями и водопадами, прошитостью молниями и падающими плодами, струящимися ввысь молитвами и особенно молчаниями, соборами, звуками органа, деревьями, восходящим солнцем, а хоть бы и подъёмным краном, уравновешенные птицами, облаками и нейтральными дисками на фоне неба, как увиденные в подзорную трубу, без подробностей, становятся круглыми срезами высокого бокала-калейдоскопа. И тут приоткрывается сладкий вкус испаряющегося тиканья часов и капельная структура света, о которых автор нигде не говорит напрямую, но чары «Готического бокала» ещё только ждут своего часа.